Важно!

Что же делать с экстрасенсами и не только с ними?

Часть 1. Не о себе, но о своём

Станислав ЕРМАКОВ, Андрей ЛИ, специально для www.aeninform.org

Тайна происхождения Эль Чупакабры

Джейсон КОЛАВИТО, антрополог, историк науки, музейный консультант, журналист (Нью-Йорк, США)

Джейсон КОЛАВИТО, антрополог, историк науки, музейный консультант, журналист (Нью-Йорк, США)

Одно из самых знаменитых криптозоологических созданий, уступающее по популярности, возможно, только бигфуту и Лохнесскому чудовищу, – это Эль-Чупакабра, латиноамериканский козий вампир, названный так из-за приписываемого ему обыкновения сосать кровь коз и прочего домашнего скота. Первое современное нам сообщение о чупакабре пришло из Пуэрто-Рико в 1995 г., когда Маделин Толентино заявила, что видела ящерицеподобное существо, образ которого – что скептик Бенджамин Редфорд тогда же убедительно доказал – совпадал с образом инопланетного пришельца из кинофильма «Особь» (The Thing) 1995 г. выпуска. В тот же период участились случаи гибели животных, которые молва отчасти связала с существом, виденным Толентино, что дало толчок рождению современной легенды о чупакабре.

Авторство названия «чупакабра» (буквально: «сосущий коз») некоторые популярные источники приписывают Сильверио Пересу, пуэрториканскому комику, который использовал это слово, чтобы описать животное, якобы встреченное Толентино, и связать её наблюдение с эпидемией загадочных смертей животных на территории острова. Однако, хотя он, возможно, первым использовал этот термин, чтобы описать упоминаемую тварь, он не является автором самого понятия «чупакабра». Фактически следы «чупакабр» можно отыскать на протяжении последних 2 300 лет как в европейской, так и в американской мифологии, где встречаются некие ночные создания, нападающие на домашний скот.

И всё это началось из-за маленькой, совершенно безобидной пичужки.

Первая чупакабра вовсе не была ни монстром, ни вампиром. Первоначально «сосущий коз» был так назван не потому, что существо высасывало кровь как вампир, но потому что оно высасывало молоко непосредственно из вымени. Корни легенды можно отыскать в суеверии, относящемся к козодою европейскому (род Caprimulgus) – маленькой ночной насекомоядной птахе, которая без видимых причин заслужила столь плохую репутацию и название «сосущий коз». Аристотель первым из авторов упоминает об этом в своей «Истории животных», написанной около 350 г. до н. э.:

«Так называемый козодой — птица горная, по величине немного больше черного дрозда, но меньше кукушки. Откладывает два или самое большее три яйца; нрав имеет вялый. Прилетая, он сосет коз, из-за чего и получил свое название [aegothelas. – Ред.]. Рассказывают, что когда он пососет вымя, оно иссушается, а коза слепнет. Козодой не обладает острым зрением днем, а видит ночью» (IX, 109). - Аристотель. История животных / пер. с древнегреч. В.П. Карпова; под ред. и с примеч. Б.А. Старостина. М.: РГГУ, 1996. С.365. Дж. Колавито цитирует англ. пер. Р. Крессвелла 1862 г. с другой пагинацией (21.2).

Было выдвинуто предположение, что своим происхождением это поверье обязано обыкновению козодоев, пролетающих через пастбища в сумерках, проноситься между ногами у коров и коз. О том же самом нам поведал и Плиний Старший в своей «Естественной истории» в 77–79 гг. нашей эры:

«”Capri­mul­gus” – это название птицы, кото­рая внешне схо­жа с чёрным дроздом; она разбойничает по ночам, так как днём совершенно слепа. Она проникает в кошары на пастбищах и устремляется прямо к козьему вымени, чтобы выпить молоко. При этом вымени наносятся повреждения, от которых оно съёживается, и коза, которую таким образом лишают её молока, начинает со временем постепенно слепнуть» («Естественная история», 10.56, пер. Дж. Бостока и Х. Е. Райли, 1856)

Неудивительно, если те же самые естественные причины, которые лежат в основе сообщений об «увечьях скота», а именно свойство мягких тканей тела подвергаться разложению в первую очередь, явились причиной того, что Плиний связывал гниение вымени у разлагающихся козьих трупов с присутствием козодоев, которые на самом деле питаются насекомыми, во множестве привлечёнными этими трупами. Но это, заметим, лишь предположение. В работе под названием «Охота на чупакабру» (2011, с. 4) Бенджамин Редфорд утверждает, что ни один серьёзный исследователь не станет связывать «сосущего коз» из трудов Аристотеля и Плиния с существом из Пуэрто-Рико, но, как мы увидим, его заключение несколько поспешно и отметает одну из самых многообещающих версий в исследовании происхождения чупакабры. Термин Плиния «caprimulgus», который становится видовым названием козодоя, есть не что иное, как прямой перевод с греческого языка на латинский используемого Аристотелем термина «aegothelas»; оба слова означают «сосущий коз». Таким образом, название данной птицы звучит на большинстве европейских языков как «сосущий коз» – козодой. По-итальянски она называется «succiapre», на староиспанском – «chotacabra», по-португальски – «chupacabra»(Springer J., Review of Arv. Tidskrift for nordisk folkminnesforskning, Journal of American Folklore 60 [1947]:431).

Ныне совершенно вышедшая из употребления испаноязычная форма «chotacabra» повсеместно употреблялась в Латинской Америке (включая Пуэрто-Рико) по крайней мере с XIX в. (а возможно, и несколькими столетиями ранее), сменившись на «chupacabra» в ХХ в., когда староиспанский глагол «chotar» («сосать») выпал из употребления и был заменён более современным синонимом «chupar».
Лишь в силу авторитетности сочинений Плиния и Аристотеля данная, ни на чём в действительности не основанная, байка о козодое не канула в Лету, несмотря на то что эта насекомоядная птица в реальности ни разу не была замечена за употреблением в пищу молока. Однако именно Плиний даёт начало вампирской славе Эль-Чупакабры, так как, по его утверждению, жертва чупакабры не только лишается зрения, но и получает физические увечья. Народные поверья заходят так далеко, что смешивают мифологические черты двух птиц – козодоя и совы-сипухи, после чего козодою вменяются в вину хищные нападения на маленьких детей и детёнышей животных и жестокое обескровливание своих жертв. Овидий упоминает об этом широко распространённом заблуждении в своих «Фастах»(«Фасты» – учёная поэма, дающая много данных и объяснений, относящихся к римскому культу и потому служащая важным источником для изучения римской религии. До нас дошли лишь 6 книг о первом полугодии.), написанных около 8 г. н. э.:

«Хищных порода есть птиц, не тех, что томили Финея
Голодом жутким, но тех, что происходят от них:
Головы их велики, очи зорки, а клюв беспощаден,
В крыльях видна седина, крючьями когти торчат.
Ночью летают, хватают детей в пеленах колыбельных
И оскверняют тела этих младенцев грудных.
Клювами щиплют они, говорят, ребячьи утробы
И наполняют себе выпитой кровью зобы.
Это сипухи. Их так по сипению все называют,
Ибо от них по ночам жуткий разносится сип»
(«Фасты», IV, 131, пер. с лат. Ф.А. Петровского).

Сходство между птицами – приписываемые им ночные атаки на детёнышей животных, издаваемые ими ужасные крики – и привело к подобной неразберихе.

Позднее в западноевропейском фольклоре многим другим птицам, реально существующим и воображаемым, приписывались частично либо полностью черты древнего «сосущего коз», в том числе хищный нрав и склонность к высасыванию крови. В Средние века считалось, что козодой убивает коз, перед тем как выпить их кровь. В средневековой Англии козодоя связывали со злым духом по имени Пак, который был чем-то вроде дьявола. Стойкие ассоциации с вампиризмом установились после открытия европейцами в сельве Амазонки разновидности летучей мыши-вампира, с коего момента истории козодой был бесповоротно присоединён к плеяде мифологических кровопийц из ночного кошмара – особенно в силу того, как было замечено, что и козодои, и летучие мыши-вампиры охотятся в сумерках. В связи с мифом о вампирах-людях козодой впервые упоминается в 1840-х годах.

Этот существенный шаг в объединении образов из народных поверий и из классической мифологии был сделан в англоговорящем мире, где простонародное «nightjar», происходящее от неприятного резкого дребезжащего звука («jar» – англ.), издаваемого птицей в ночные часы, стало вытеснять из употребления среди учёных классическое «сосущий коз» уже после 1630 года. Поэтому многие современные исследователи оставляют без внимания то, что, когда испанские и португальские колонисты обживали Новый Свет в XV–ХVI столетиях, они привезли туда и свои легенды и суеверия о «сосущем коз». На американском континенте имелись местные представители данного вида птиц, которые и получили то же самое наименование, что издавна носили их европейские сородичи.
Для Пуэрто-Рико козодой – вполне обычный аборигенный вид птиц. Мне посчастливилось найти упоминание о нём на этом острове, датирующееся по меньшей мере 1948 г. (когда козодой был упомянут под именем «chotacabra» в документах Пуэрториканского департамента сельского хозяйства), но наверняка это название намного старше. Когда-то Пуэрто-Рико изобиловал козодоями, но со временем их популяция пошла на спад и в ХХ в. их считали там полностью вымершими. В наше время она настолько мала, что вряд ли её численность превышает в дикой природе полторы тысячи особей.
Интересно заметить, что на американском континенте козодой уже пользовался зловещей репутацией задолго до испанского завоевания – по крайней мере, в некоторых частях Южной Америки. Индейцы южноамериканского племени макуси, например, ночной крик козодоя считали воплем злого духа (L.D. Arnett, The Soul // American J. of Psychology 15, №. 2 [1904]: 145).
Согласно К. Леви-Строссу, козодой слыл буквально «птицей смерти» в Центральной и Южной Америках, и легенды о его дьявольской природе были широко распространены в обеих Америках (The Jealous Potter, trans. Benedicte Chorier [1988], ch. 3 [1988]). К примеру, индейцы майя считали, что козодои охраняют вход в Нижний мир.

Таким образом, есть основания предположить, что коренные, а позднее заговорившие по-испански народы Вест-Индии восприняли негативную фольклорную окраску козодоя во всей его вампирской славе благодаря испанскому и португальскому влиянию (вероятно, освоив наряду с европейским языком и европейские названия животных) и объединили её с местными представлениями об этой птице как о злом демоне. Эти две тенденции, объединившись в общем своде сведений о «сосущем коз», в точности отражают всё, что представляет собой известная нам чупакабра: демоническая тварь, высасывающая кровь животных.

КозодойКозодой

Известно, что термин «chotacabra(s)» повсеместно использовался в Пуэрто-Рико и приобрёл популярность благодаря тому, что в испанском переводе книги Оливера Уэнделла Холмса «Смертельная антипатия» (1885) псевдоним одного из героев романа – Мориса Кёрквуда – звучит как «El Chotacabras» («Сахем» или «Ночной ястреб»), и данный перевод появляется уже в 1951 г. в издававшемся Университетом Пуэрто-Рико журнале «Asomante». Термин также появляется в словарях испанского языка, находящихся в употреблении в регионе с ХIX века.

В 1995 г. миф, призванный объяснить как загадочные смерти животных, так и встречи с невиданными тварями, мог принять много различных форм. На самом деле, пока за тварью не закрепилось одно определённое имя, описания имели широчайший диапазон – от птицы или бигфута до вампира в образе человека, и её жертвами могло быть что угодно – от цыплят до лошадей и коров, а собственно козы – лишь в единичных случаях. Во множестве свидетельств (особенно ранних) указывалось на атаки чудовищных птиц, в том числе при всплеске активности феномена в 1975 году. В 1995 г. среди жертв было восемь овец, три петуха и медвежонок. В течение августа 1995 г. на фермах было якобы убито 150 животных – пострадали как поголовья скота, так и домашние любимцы. В ноябре того же года жертв стало на несколько дюжин больше; среди них имелось и несколько коз. Вскоре после сообщения о существе, которое повстречалось Толентино, Сильверио Перес ещё до окончания того же года закрепил за мифическим монстром название «чупакабра».

Именно использование специфического наименования «сосущий коз» помогло определить направление, которое приняла история чупакабры. Птица, чьё имя было позаимствовано, встречается столь редко, что большинство современных пуэрториканцев и не подозревают о её существовании. Становится ясно, что вся мифологическая подоплёка, связанная с редким ныне и почти преданным забвению представителем мира пернатых, была с успехом приписана криптиду, который, по мнению многих, реально существует.
Когда Перес использовал термин «сосущий коз» применительно к монстру, он реанимировал (сознательно или нет) значение этого слова, касающееся легендарной птицы, так как среди жертв было мало коз (во всяком случае, поначалу); отдельно от лежащего в основе легенды о чупакабре богатого древнего мифологического пласта данный термин просто-напросто не носил никакого смысла и не имел бы шансов стать нарицательным. (Переход от устаревшей формы «chotacabra» к современной форме «chupacabra», отражающий перемены в разговорном испанском, скрыл эту связь, приведя к последним утверждениям о том, что слова «чупакабра» не существовало до 1995 года.) Возможно, является знаковым моментом и тот факт, что в описании существа, которое было встречено в 1995 г. Толентино и впоследствии получило имя чупакабры и стало отправной точкой современного мифа о чупакабре, присутствовала одна деталь, позднее упущенная из виду, а именно: что монстр имел перья. Лишь позднее он обретёт более привычный нам собакоподобный облик.

Поскольку, намеренно или нет, мифологический вампир получил эту специфическую кличку, ему пришлось обрести и черты, присущие его тёзке как из Старого, так и из Нового Света: демонический, злобный характер из туземной мифологии коренных американцев и вампирский, членовредительский образ действий своих предков родом из Старого Света. Даже если это объединение не было преднамеренным, двухтысячелетняя история понятия и концепции «сосущего коз» должна была оказать и оказала влияние на дальнейшее развитие этого мифа не только в пределах Пуэрто-Рико, но повсеместно, где история получала распространение: далее в Мексике, и наконец в центральных частях Соединённых Штатов. Поэтому вполне справедливо утверждать, что без аристотелева «сосущего коз» пуэрториканский монстр не имел бы шансов появиться перед нами в своём нынешнем обличье.

Пер. с англ. Елены ОРЛОВОЙ,
специально для «Аномалии»

Опубликовано: «Аномалия», 2013, №2, с. 35–36